Адалейдур Гудмундсдоттир Оборотни в средневековой исландской литературе

Идея изменения формы завораживает людей по всему миру. Во всех уголках мира существуют легенды о людях, способных превращаться в животных. Обычно эта способность оценивается отрицательно, ее носители – как вредоносные колдуны или ведьмы. Зверя, в которого оборачивается человек, определяет среда, но по большей части это хищники – леопарды, львы, гиены, ягуары, тигры и – не в последнюю очередь – волки и медведи.
Традиция оборотничества изучалась с различных сторон – литературной, фольклорной, исторической, антропологической, и даже этимологической. В центре внимания этой статьи находятся истории о вервольфах в стране, где волков нет – Исландии.
В северных культах особое значение придается двум видам оборотничества: способности превращаться в медведя или волка, хотя последний, как кажется, более популярен. В исландской устной традиции отчеты о таких событиях носят особый характер; было бы любопытно сравнить их с подобными историями из Европы.
В Исландии рассказы об оборотнях обнаруживаются в 14 источниках – «Видение Гюльви», «Вороново заклинание Одина», «Сага о Вельсунгах», «Первая Песнь о Хельги убийце Хундинга», «Сага о Гиббоне», «Сага О Сигргарде Отважном», «Сага о Сигргарде и Вальбранде», «Сага о Скьельдунгах» Арнгримура Ученого, «Сага об Али Пятнистом», «Сага об Ульвхаме», «Сага о Тьоделе», «Сага о Йоуне Игреце», «Сага о Торстейни Оскалившемся» и сказка «Что такое «ушат»?» Кроме того, мотив оборотничества содержится в двух норвежских текстах, известных и в Исландии – отрывок из «Королевского зерцала» и перевод «Лэ о Бисклавре» из «Стренглейкар».
Подобные мотивы о человеке-медведе можно обнаружить в «Книге о заселении Исландии» (12 век), «Саге о Хрольве Жердинке» (14 век), «Саге о Сварфдале» (14 век), «Саге о Тьоделе» (см. выше) и др.

Термины и концепции
В средневековых исландских источниках можно обнаружить упоминания о людях и богах, изменяющих свою форму путем одевания hamr какого-либо животного, но само слово hamr может означать и «шкура / кожа», и «форма». У богини Фрейи есть hamr из перьев, лебединые девы из «Песни о Велунде» надевают на себя лебединый hamr. Такая «кожа», которая несет функцию накидки, встречается часто; например, «волчья шкура», которую можно обнаружить в «Саге о Вельсунгах». Можно обнаружить свидетельства, что люди превращались в волков (vargas), надевая на себя vargshamr (волчью шкуру/форму)

Слову «волк» в исландском соответствуют два термина - vargr и úlfr –этими словами называют вервольфа. Другие термины, связанные с оборотнями это vargstakkr (волчья накидка), úlfhamr (волчья шкура), úlfhéрinn (волчья шкура/кожа) и berserkr (медвежья накидка). В более узком смысле, тем не менее, úlfhéрnar и berserkir – два вида воинов-зверей; первый упоминается в «Песни о Харальде» («Речи Ворона»), где они всюду сопровождают конунга Харальда. Предположительно, песнь принадлежит Торбьорну Хорнклови, жившему около 900 г. Как мы видим из строк, приведенных ниже, берсерки и ульвхедины издают разные звуки:

greniuðu berserkir, Берсерки рычали
guðr var þeim á sinnum, Это их битва,
emiudu úlfheðnar Волки выли,
ok ísọrn dúðu. И звенело железо.

(Пер. Смирновой: Бряцая мечами, / Выли берсерки, / Валькирия лютых /Вела в сраженье.)

Ученые спорят о значении слова «berserkr», но, поскольку поэма рассматривает «berserker» и «úlfhéþnar» как параллельные фигуры, сражающиеся бок о бок, можно предположить, что раз «berserkr» означает медвежью шкуру, то и «úlfhéþinn» означает волчью шкуру. Строфы 20-21 объясняют, что «ulfhéþnar» это берсерки, отличившиеся в битве, то есть, воины. Соответственно, слово «berserkir» - это категория, а «úlfhéþnar» - подкатегория.

Один из самых узнаваемых атрибутов берсерка – это его «боевое безумие». Они вступают в сражение, теряют разум, рычат, воют. Никакое оружие не может причинить им вреда, они не обращают внимания на полученные раны. Безумие берсерка тесно связывают с изменением формы, поскольку в обоих случаях человек приобретает атрибуты животного. Основное различие состоит, возможно, в том, что с изменением формы душа переносится в другое тело, то есть, в тело животного (тогда человек описывается как «eigi einhamir», «не ограниченный одним телом»), или что тело претерпевает изменения, тогда как при «боевом безумии» человек приобретает свойства животного; можно сказать, что берсерк это дикий зверь в облике человека. То есть, для берсерка это явление психологическое, а для вервольфа – физическое.

Как можно ожидать, различие между психологической и физической обусловленностью не всегда ясно и часто зависит от интерпретации. В литературе мы можем найти случаи, где отдельная личность претерпевает трансформацию, или душа отделяется от человеческого тела и вселяется в тело животного. Эту возможность, вероятно, форму шаманизма, можно проиллюстрировать примером Бедвара Медвежонка из «Саги о Хрольве Жердинке». Его тело неподвижно лежит в палатке, а медведь сражается на поле битвы.

Люди, имеющие власть над своим разумом и способные к изменению формы, назывались hamrammir или einhamir. Финнур Йонссон, писавший о сейте, доказал, что большинство колдуний и шаманов имели способности превращаться в любое живое существо.

Ясно, что животное, в которое превращается человек, имеет символическую ценность. Это можно увидеть на примере историй об оборотнях по всему миру, в том числе и исландских историях, например, в сказках, где прекрасная дева оборачивается птицей вроде лебедя или журавля. Волки были животными битвы, с сильными отрицательными ассоциациями. И в самом деле, германцы использовали слово vargr для обозначения изгоев, потерявших право находиться в человеческом обществе. Древнеисландский свод законов «Серый гусь», сохранившийся в рукописи 13 века, утверждает: «mord vargr sa er menn hefir myrda» («убей варга – того, кто убил»)

Мифолого-героическая «Сага о Вельсунгах», также созданная в 13 веке, сообщает, что Сиги, сын Одинна и предок Вельсунгов, прозывался «волк в святилище» (vargr í véum), его вынудили покинуть родовые владения по подозрению в убийстве соседского раба. Подобные люди назывались также «skóggangsmenn» (лесные люди), что отсылает нас к факту их изгнания, поскольку они уходили в леса, как волки. Слово «Vargr», используется в таком же смысле и в других исландских источниках – и в сагах, и в Эддических поэмах. В древнеисландском связь между варгом и преступником, поставленным вне закона, можно увидеть в таких словах как «morрvargr» (убийца), «vargtré» (волчье дерево, то есть, виселица), «vargrækr» (изгнанник, подобный волку), и «vargdropi/vargdragi» (волчонок, официальный термин для обозначения сына изгнанника), и даже в современном языке в словах «brennuvargur» (пироман), «skemmdarvargur» (вандал), и vargöld (время войны и разрухи).
Как сказано выше, термин «vargr» кажется более обычным для саг, где говорится о оборотнях как о преступниках, а термин «úlfr» обозначает само животное. Но, как мы увидим, разделение это далеко не такое четкое и оба слова могут взаимозаменяться.

Мотив вервольфа в исландской литературе
Ученые, изучающие мотив вервольфа, считают, что способность изменять форму первоначально считалась врожденной, а оборотничество с помощью заклинаний – более позднее явление. История Бедвара Медвежонка в «Саге о Хрольве Жердинке» сохранила этот мотив в первоначальной форме и характеризует древние верования северян. Бедвар Медвежонок, в обличьи белого медведя (согласно «Песни о Бьярки) сражается с врагами, в то время как его тело спит. Его оборотническая способность врожденная и «активируется» во время сражения.

О вервольфах много говорится в «Саге о Вельсунгах» 13 века. Эта сага отличается от других исландских источников; мотив волка-оборотня проходит через все повествование, начиная с происхождения Вельсунгов (которых так же называли Ylfingar—Вулфинги), в рассказе об их братстве, родичах, идентификации с волками. Мотив появляется в самой первой главе саги в лице уже упоминавшегося Сиги, который фигурально выражаясь, стал «варгом». 5 глава включает историю матери конунга Сиггейра, превращавшейся в волчицу и съевшей девять сыновей Вельсунга. Этот сюжет очень похож на истории об испытании; в этом выжил только десятый сын, Сигмунд.

Наиболее известный мотив тем не менее, содержится в истории отца и сына Сигмунда и Синфьотли. Синфьотли – третий сын, его Сигню отсылает на воспитание к Сигмунду, выжившему в описанном выше испытании. Отец и сын находят в лесной хижине волчьи шкуры, принадлежащие двум заколдованным сыновьям некоего конунга. Это волшебные шкуры, которые можно снимать только раз в 10 дней. Сигмунд и Синфьотли надевают шкуры на себя и живут в лесу как волки в течение 10 дней. Они договариваются воем звать друг друга на помощь, если придется сражаться, но Синфьотли доказывает свою силу, убив 11 человек в одиночку. Сигмунд рассержен и наносит ему смертельную рану, но ворон, посланник Одинна, приносит целебный лист, который и излечивает Синфьотли. Сигмунд и Синфьотли освобождаются в назначенный срок и сжигают шкуры.

Очевидно, что Сигмунд привел Синфьотли в лес с определенной целью - приучить его к трудностям, сделать из него тренированного воина (Вельсунга). Синфьотли должен познать свою животную природу, дикого зверя внутри себя: «Оk í þeim úsköpum unnu þeir mörg frægðarverk í ríki Siggeirs konúngs. Ok er Sinfjötli er frumvaxti, þá þikkist Sigmundr hafa reynt hann mjök” («А в том зверином обличии свершили они много славных дел на землях Сиггейра-конунга. И когда Синфьотли возмужал, то решил Сигмунд, что хорошо испытал его» Пер. Б.И. Ярхо).

Акцент в этом эпизоде сделан на возмужании Синфьотли, что, как кажется, отражает инициатические обряды архаичных народов – сюжет, где волчица поедает его дядьев, тоже относится сюда, поскольку в обоих случаях только один из испытуемых остается в живых.
Эта история поднимает несколько вопросов об отношениях между волками и Вельсунгами. Возможно ли, что их сближение с волками, их волчья природа идентифицирует их с Одинном, их предком? Волк – животное Одинна, и как падальщик – вместе с воронами Всеотца – является символом и агентом бога войны. В этом смысле волк может так же пониматься как символ мощи, что приносит победу, согласно северным и германским верованиям. В этом свете Вельсунги могут рассматриваться как род волчьего клана или «úlfhéþnar», то есть, как клан воинов, вершащих свои подвиги во имя волка, своего тотема. Идентификация с диким животным вдохновляет их на великие деяния, а психология стаи дает им силу, как волкам, объединяющимся в стаи, и помогающим друг другу в нападении. Можно ли сказать, что волк как животное Одинна, отражает союз Сигмунда и Синфьотли как воинов Одинна, а их жизнь в обличье волков что-то вроде инициатического обряда, когда отец проводит сына через наиболее экстремальные испытания?

Позже, Сигурд, другой сын Сигмунда, убивает дракона Фафнира. Перед смертью Фафнир спрашивает у Сигурда его имя, на что тот отвечает: «ek heiti göfugt dýr» («Имя мне — Славный Зверь». Пер. Б.И. Ярхо) Вполне возможно, что Сигурд идентифицирует себя с волком, как это обычно делали Вельсунги. В конце концов, мы должны отметить и другую сцену – в эддической поэме «Речи Регина» Регин, брат Фафнира, называет его «frekan úlf» («жадный волк»).

Образ волка проходит через всю сагу, параллели между человеком и волком в основном носят отрицательные коннотации или относятся к воину и тягостям и опасностям его жизни. Именно таков случай первой встречи Сигурда и Брюнхильд дочери Будли. Она дает ему мудрые советы и среди них, советует ему опасаться сыновей и братьев убитых им, поскольку «opt er úlfr í úngum syni» («часто скрыт волк в юном сыне»). Эта фраза предвещает последующие события – так, Брюнхильд называет сына Сигурда úlfhvelp (волчонок). Это отражает его родовое наследие, также как и тот факт, что он становится мстителем за отца. Заслуживает внимания и то, что когда Гутторма сына Гьюки убеждают погубить Сигурда и его сына («волчонка») ему дают вареное волчье мясо, которое делает его жестоким и неистовым, так что он соглашается совершить зло.

Наконец, символизм волка снова появляется в саге, когда братья Гуннар и Хегни решают посетить Атли, вероломного мужа Гудрун. Их сестра Гудрун и жены братьев пытаются предупредить их об опасности; Гудрун посылает им знак, золотое кольцо, обвитое волчьей шерстью, а жена Гуннара говорит ему, что видела во сне его смерть в окружении воющих волков.

То, что связь Вельсунгов с волками традиционна, можно увидеть не только в саге, но и в том, что сама сага основана на Эддических поэмах, которые мы уже цитировали. Эддические поэмы – один из видов северной поэзии со времен викингов. Они сохранились в рукописях не ранее 13 века, самая старая датируется 1270 г. В 34 строфе «Первой Песни о Хельги убийце Хундинга» Синфьотли назван Ylfingr (Вулфинг); немного ниже его противник Гудмунд напоминает ему о его волчьей природе и связи с волками. Он говорит:
þú hefir etnar Лакомство волчье —
úlfa krásir падаль — глотал ты,
ok broedr þínom брата убийцей
at bana orðit, был твоего,
opt sár sogin всем ненавистный,
með svọlum munni в груде камней
hefr í hreysi ползал ты, корчась,
hvarleiðr skriðit! и раны зализывал!"

Он также сказал:
Stiúþr vartu Siggeirs, Валялся в лесу ты,
látt und stoðom heima, пасынок Сиггейра,
varglióðom vanr слушая волчьи
á viðom úti. знакомые песни…

Эти две строфы можно сравнить с «Сагой о Вельсунгах», глава 9, где Гудмунда называют Гранмаром. Эпическая поэма показывает (так же как и глубокая укорененность его в структуре саги), что мотив вервольфа древний. Следовательно, можно предположить, что за сказочным сюжетом о Сигмунде и Синфьотли лежит тот же древний мотив, тесно связанный с происхождением Синфьотли и его взрослением. Хотя мы можем утверждать, что этот эпизод соотносится с древними инициатическими практиками, не ясно, на какой стадии символические ритуалы стали пониматься как реальное превращение, когда отец и сын становятся волками. Можно предположить, что шкуры, принадлежавшие заколдованным сыновьям конунга, демонстрируют кельтское влияние. Но несмотря на то, что этот сюжет претерпел изменения с течением времени, его символическое значение осталось прежним.

Примеры негативных коннотаций волков можно найти и в других эддических материалах. В «Видении Гюльви» Снорри Стурлуссон (ум. 1241 г.) рассказывает о том, как Асы превратили Вали в волка, и в этом виде он разорвал своего брата Нарви (ср. «Перебранку Локи»).Более того, Снорри упоминает неких волков-великанов, среди них Скелль и Хати сын Хродвитнира, которые бегут впереди и позади Солнца, и Манагарм (лунный пес), проглотивший луну во время Рагнарека. Тот же мифологический материал сохранился в более древней и не такой подробной поэме «Прорицание Вельвы». Этот мотив также появляется и в «Вороновом заклинании», или «Предваряющей песни», напечатанной с другими эддичесими поэмами Софусом Бюгге в 1867 г. Поэма сохранилась только в поздних манускриптах, и в предисловии к 8 изданию Бюгге предполагает, что ее следует исключить из последующих изданий Эдд, поскольку он гораздо моложе и написана в ином стиле. Он считал, что поэма была написана в 17 веке, но Йонас Кристиансен придерживается мнения, что поэма старше, и плохо сохранилась. В 8 строфе поэмы богиня Идунн получает волчью шкуру, так что она может оборотиться:

Siá sigtívar Боги видят
syrgia naunno Страдания Наумы
Viggiar at veom, В волчьем убежище,
vargsbelg seldo; взяли шкуру,
let í færaz, Она в нее завернулась.
lyndi breytti, Изменила лик,
lek at lævísi, стала коварной,
litom skipti. Оборотилась.

Волчья сила Идунн происходит от шкуры, которую она надела. Оборотничество изменяет ее личность: она не только выглядит как волчица, но и действует как волчица, она становится «коварной».

Волки-оборотни негативно описываются и в некоторых средневековых романах. В «Саге о Гиббоне», исландском романе 14 века, карлик Аспер оборачивается огромным волком, черным как уголь и злым как дьявол. В этом волчьем обличьи Аспер сражается с великаншей Обскурой и за свою доблесть получает 4 замка и графский титул. «Сага о Сигргарде отважном» - другой исландский роман (предположительно, 15 века) рассказывает о ведьме Хлегерд, которая могла превращаться в различных животных и оборачивается волчицей, чтобы напасть на спящего Кнута. После сражения, во время которого волчица вырвала у Кнута кусок плоти, он с товарищами разрубает ее хребет и вырывает ее внутренности. Затем Хлегерд воскресает и, когда Кнут стреляет в нее, оборачивается вороном и улетает. Похожий эпизод содержится в «Саге и Сигргарде и Вальбранде» (14 век) История упоминает о некоем Густе, который, как и Аспер, обернулся волком «storum klöm, og laungum tönnum» (с большими челюстями и огромными зубами) и напал на крестьянина Вальбранда, обернувшегося драконом.

В «Саге о Скьельдунгах» Арнгримур Йонссон Ученый (1568-1648) упоминает Хейдрека Ульвхама, который, как предполагалось, мог оборачиваться волком: «Heidricus cognomento Ulffhamur, eo qvod se in lupum transformare noverit, vel est tropicè dictum pro sævo» («Хейдрика звали Ульвхам, потому что он умел оборачиваться волком – так говорят о жестоком человеке»).

Этот Хейдрек Ульвхам (или сын Ульвхама) упоминается в «Саге о Херваре» (13 век), «Пряди о Серли» (вероятно 13 век), и в «Пряди о Торстейне Мощь Хуторов» (14 век), где его называют сыном легендарного вождя Готмунда из Глэсивеллир и внуком Ульвхедина Траусти, которого тоже называли Готмундом. Эти источники, тем не менее, не говорят о способности Хейдрека оборачиваться, и эти пояснения вероятно, принадлежат Ангримуру – естественный вывод из имени Ульвхам.
Аспер, Хлегерд и Густ оборачиваются волками во время сражения и, следовательно, сближаются с мотивом из «Саги о Хрольве Жердинке», хотя эти персонажи и не моги покидать своего тела.

Вервольфы за пределами Исландии.

Оборотни присутствуют в преданиях греков, римлян, кельтов, и их образ развивался разными путями. В поэме «Алфесибей» (39 г. до н.э.) Вергилий пишет о Мерисе, который обернулся волком и прятался в лесах. Более молодой источник, но, тем не менее, наиболее полно отражающий историю оборотничества в Европе – «Сатирикон» Петрония, жившего в 1 веке н.э. И все же эти две работы не являются самыми первыми упоминаниями об оборотнях,; Геродот (484?-425? гг. до н.э.) пишет, что некоторые колдуны у скифов превращались в волков на несколько дней в году. Плиний, живший в 1 веке н.э., утверждает, что рассказы об оборотнях появились очень давно. Он цитирует греческого историка Эванта, который писал об одном аркадском племени: каждые девять лет эти аркадийцы должны были выбрать человека, который оборачивался волком. После этого, он должен был снова стать человеком. В греческих мифах фигурирует аркадский царь Ликаон, обращенный в волка после того, как принес в жертву Зевсу младенца.

История аркадских волков в изложении Эванта напоминает эпизод норвежского «Королевского зерцала» 13 века. В истории о св. Патрике, скорее всего, происходящей из ирландского источника, некие ирландцы отвергли проповедь апостола и, насмехаясь над ним, принялись выть по-волчьи. Св. Патрик рассердился и попросил бога наказать их за непослушание. С тех пор племя это стало проклятым, и каждый человек в нем на семь лет становился волком, жил в лесу, ел пищу волков. Эти люди считались еще хуже настоящих волков, поскольку у них был человеческий разум, но, тем не менее, причиняли вред людям и животным из-за алчности и кровожадности. В этой истории превращение человека в волка – наказание от бога, как и в греческом мифе, где Зевс наказал Ликаона.

Распространенность мотива оборотничества показывает, что оно было широко известно, и можно утверждать, что письменные источники представляют только часть той традиции, на которой они основаны. Естественно, отдельные рассказы и варианты этого мотива имеют различное значение, когда речь идет о его происхождении и появлении в исландской литературе. Связь между исландскими рассказами и германскими обычаями мы уже продемонстрировали, но мы можем попробовать исследовать ее на примере средневековых ирландских источников. Ирландские источники, связанные с нашей темой, датируются между 7 и 14 веками, и содержат несколько вариантов мотива, которые можно сравнить с исландскими. Среди прочего, они включают: 1) символические сравнения собак и волков с воинами (ср. úlfhéрnar); 2) дух, который переносится в тело волка, пока тело человека спит (ср. «Сагу о Хрольве Жердинке»), 3) святой, наказывающий людей, обращая их в волков; и, наконец, 4) агрессивных женщин-оборотней (ср. Хлегерд из «Саги о Сигргарде Отважном»). Эти мотивы исследовались Джоном Кэрри, считающим, что легенды об оборотнях в Ирландии автохтонны. Он заявляет, что прямое свидетельство об оборотнях в скандинавских источниках едва ли старше «Саги о Вельсунгах» 13 века и, таким образом, ирландский материал влиял на скандинавские источники. Но мотив оборотничества мы обнаруживаем в Эддических песнях, и вполне вероятно, что именно северные викинги повлияли на кельтскую традицию, тем более, что самая богатая устная традиция об оборотнях в Ирландии существует в районе Оссори, чьи правители тесно контактировали с викингами.

И, хотя сложно сказать что-то определенное об этом влиянии, мы можем уверенно говорить об особой форме легенды об оборотне, характерной чертой которой является неверная жена, превращающая мужа в животное; таким образом, трансформация становится результатом магического заклинания. Рассказы этого типа были особенно популярны на Британских островах и в Бретани в 12 веке, откуда они распространились по Северной Европе посредством лэ – стихотворных повествовательных произведений, сильно повлиявших на куртуазную культуру. Эта средневековая повествовательная традиция содержит полностью сформированное романтическое представление об оборотнях, хотя основные элементы по большей части схожи с древними мотивами греческой и римской традиции. Эти истории, характеризующиеся рыцарскими идеалами и сказочной атмосферой, предлагают нам большое разнообразие схожих сюжетов.

Исследователи обсуждали бретонское происхождение этих историй, но, скорее всего, они отражают восточный сюжет, включая мотив заклинания. Основные его элементы сохранились в 4 средневековых романах: «Гийом де Палерн» (вторая половина 12 века, сохранился также в английской рукописи 14 века), «Лэ о Бисклавре» (конец 12 века, переведен на старонорвежский вместе с другими лэ в 13 веке), «Лэ о Мелионе» и «Артур и Горлагон» (обнаружена в рукописях 14 века). Эти романы происходят из региона кельтского культурного влияния, который включает Ирландию, Англию, Уэльс, Бретань и Францию.

«Куртуазные» оборотни этих произведений очень интересны с точки зрения развития сюжета об оборотнях в Исландии.
«Гийом де Палерн» рассказывает о злой мачехе, которая превратила сына короля в волка, используя волшебную мазь. После многих попыток королева смягчает заклятие благодаря заклинанию, найденному в старой магической книге. Этот оборотень – христианин и поступает добродетельно, ничто не связывает его с темными силами природы. Без сомнения, роман создавался под впечатлением о «Бисклавре». «Лэ о Мелионе» содержит мотив о коварной жене. Муж превратился в оборотня из-за волшебного кольца; преодолев многие трудности, он попадает под покровительство короля Артура. Волк нападает на любовника жены и, в конце концов, освобождается от проклятья. У героя «Артура и Горлагона» есть власть над своей волчьей природой, он способен превращаться по собственной воле. Неверная жена раскрывает его секрет, превращает мужа в волка и бежит со своим любовником. Оборотень уходит в лес и создает новую семью с волчицей. Он нападет на королевский скот, его преследуют, ловят, но он становится любимцем короля. Король помогает оборотню найти неверную жену и заставляет ее вернуть мужу человеческий облик.

Еще более интересна «Песнь о Бискларе», потому что она, похоже, повлияла на исландскую литературу. Бискларе родился ужасным оборотнем и на три дня в неделю превращается в волка. Перед превращением он должен раздеться. Антагонист романа – неверная жена, которая прячет его одежду, так что он не может превратиться обратно в человека. В облике волка его поймали королевские слуги, но ему удалось завоевать симпатии короля. Позже, он нашел неверную жену и ее любовника, которые были наказаны за предательство.
Этот роман сохранился в норвежской рукописи вместе с другими переводами лэ; этот сборник известен как «Strengleqikar» - «Струнные инструменты». Хотя лэ и не присутствует в исландских рукописях, есть свидетельства, что оно было известно в позднем средневековье, поскольку сюжет ее повторяется в «Саге о Тьоделе» Норвежский переводчик сделал интересное дополнение к «Песни и Бискларе» - он утверждал, что лично знал оборотня!

«mart gærdezt kynlegt i fyrnskonne. Þat er ængi hoeyrir nu gætet. En sa er Þessa bok norroenade hann sa i bærnsko sinni æinn Àikan bonda er hamskiftisk stundum var hann maрr stundum i vargs ham. ok talde allt юat er vargar at hofрuzt mæрan».
«[M]ного дивных вещей происходило в давние времена, а ныне о них и не слыхать. Тот, кто переложил эту книгу на норвежский, знал в детстве одного богатого хуторянина, который оборачивался зверем и мог рассказать все о том, что делают волки»

Как видим, основная черта «романтического» оборотня – его привлекательность, он жертва недоброжелателей. Другие распространенные мотивы – это превращение после раздевания (у Петрония и Эванта), в результате применения заклинания или злых чар; это превращение временно. В некоторых сюжетах оборотни становятся жертвами неверных жен, и большинство из них отражают женоненавистническую позицию [ога – куда без этого… - Tofa]. Оборотней преследуют, но в конце концов высокий покровитель помогает им восстановить справедливость.

Молодые сюжеты в Исландии: кельтское влияние
Кельтские баллады характеризуются наличием разнообразных форм. Оборотни в следующих исландских памятниках по многим параметрам схожи с кельтскими источниками. Мотив оборотня в «Саге об Али Пятнистом» (роман 14 века, сохранился в рукописи 15 века) достаточно стар и, предположительно, происходит от ирландской сказки. Тем не менее, наличие ирландских мотивов в «Саге» можно объяснить особенностями устной традиции в Исландии, которая особенно богата кельтскими сюжетами. Али, герой «Саги…» превращается в волка по заклинанию раба, которое звучит так:
«legg ek þat á þik, at þú verðir at vargi ok farir á skóg ok drepir bæði menn ok f[é], ok á þat fé grimmastr, er meykonungr á, ok at því mest leggjaz. [. . .] þat legg ek þó enn til við þik, Áli! at þá er þú hefir eytt ọllu fé í [ríki] þornbjargar dróttningar, skyndir þú í ríki fọður þíns ok eirir þar hvárki fé né mọnnum, ok ekki skal þér til unda[n]lausnar annat um þína æfi, nema at nọkkur kona verdi til at biðja griða fyrir þik, þá er þú verðr handtekinn, ok verðir þú af því lauss; en þat mun aldri verða».
([э]то я заклинаю тебя – ты станешь волком, побежишь по лесам, убивая и человека, и овцу, и будешь злобен, и самую злобу в тебе вызовут стада девы-конунга. […] И снова я заклинаю тебя, Али! Когда ты уничтожишь все стада в королевстве Торнбьерг, ты вернешься в королевство отца и не пощадишь ни овцу, ни человека, и ничто в жизни не освободит тебя, только женщина, которая попросит милости для тебя. Только так ты освободишься, но этого никогда не произойдет.)

Волчий облик Али не носит необратимый характер: он может освободиться при выполнении определенных условий. Король, отец Али, предлагает награду за волка, его в конце концов ловят, но кормилица Али, узнавшая его по глазам, молит о милости для него. Она берет волка под свою опеку и, пока она спит, Али освобождается от волчьей hamr, которую затем сжигают. Обычно люди в волчьем облике сохраняют человеческие глаза. Согласно некоторым верованиям об оборотнях, душа, хоть и вселяется в звериное тело, но сама остается неизменной. Человека в звере можно узнать по глазам, которые являются зеркалом души. То же происходит и в других исландских сагах, например, в «Саге о Хрольве Жердинке», что помогает при снятии чар, хотя чаще всего достаточно назвать оборотня по имени.

В обоих случаях необходимо узнать человека в звере. Поскольку Али стал волком под воздействием проклятия, само его превращение не описывается, как и возвращение человеческого облика. Как обычно, сжигается волчья шкура (hamr), и можно предположить, что на Али набросили шкуру (steypist yfir), а затем он ее сбросил, как и в «Саге о Тьоделе».

История Ульвхама изложена в лживой саге 14 века. Прозаическое изложение саги появляется в 17, 18 и 19 вв. Сага содержит необычайно интересный вариант сюжета об оборотне; речь идет о Хальвдане Гаутаконунге, прозванного Волчья Рубаха. Вредоносное заклинание, наложенное Верн, которую он победил в битве, гласит, что он со своими людьми превратится в волков и будет бродить по лесам каждую зиму. Весной он получает освобождение и правит страной до конца лета.

Между стихотворной и прозаической версиями саги есть некоторые различия. В «римур» превращение неочевидно, поскольку Волчья Рубаха похож на волка («skyldi hann vörgum líkur»), а в прозаическом варианте он уже действительно превращается в волка. Самая характерная черта сюжета этой саги – заклинание и сезонное превращение человека в волка и наоборот. Это сезонно обротничество Волчьей Рубахи уникально, но его можно сравнить с другими подобными историями, например, с мотивом человека-медведя в «Саге о Хрольве Жердинке, где Бьерн человек только ночью, а днем превращается в медведя. Кроме того, заклинание накладывается и на ближайших соратников Хальвдана. Из-за поражения и смерти Вёрна, превращение приобретает характер наказания или мести и тем самым тесно связана с понятием изгнанника как волка. Несмотря на то, что Хальвдан и его люди, без сомнения, жертвы, сага отражает понимание волка как зимнего животного, создания тьмы. Кроме того, повествование рассматривает Хальвдана и его людей как человеко-зверей, то есть, «хороших» воинов. Более того, Хильд, неверная жена Хальвдана, тоже обладает волчьей природой. Это отражается не только в ее поведении, но и в том сне, где она появляется в образе волчицы, ведущей стаю. Ее воины описываются как волки, которые разрывают тела врагов. Неудивительно, что сына этой пары назвали Ульвхам («волчья шкура/кожа»), что указывает на то, что сын унаследовал способность оборачиваться, подобно тому как Бедвар Бьярки в «Саге о Хрольве Жердинке» наследует свое умение от отца. Однако эта способность Ульвхама нигде не описывается.

В конце концов, нужно упомянуть, что варги (т.е., волки) в «Саге об Ульвхаме» всегда находятся там, где идет сражение и поедают погибших воинов. Этот мотив часто появляется в исландской устной традиции; он обычен в дроттквете. Это можно продемонстрировать на строфах 26-27 «Саги об Ульвхаме», где описывается сражение с берсерками.

Allan dag gekk örva hríð, Стрелы летели весь день,
Ógn er mikil að heyra. Шум внушал страх
Vargar koma þar víst í stríð Волки , вызванные боевой песней,
Og velja um manna dreyra. Лизали кровь мертвых
Þann veg lyktar þundar sveim, таков был конец сражения:
Þegnar dauðir liggja. Мертвые покрыли поле
Ylgur bauð þeim öllum heim, Волчица приветствовала их как своих
Ýtar þetta þiggja. Никто не пренебрег ее приглашением

Некоторые черты мотива оборотня напоминают о связи с кельтскими преданиями; например, заклинание и временное пребывание Хальвдана в образе волка, что, вероятно. Имеет корни в том же источнике, что и история о Бискларе и Артуре и Горлагоне. Кроме этого, неверная жена, недовольная мужем-волком и увлекшаяся молодым человеком, присутствует во всех трех произведениях. «Сага об Ульвхаме», тем не менее, опирается и на германскую традицию, и некоторым оразом схожа с «Сагой о Вельсунгах» - например, в сопоставлении волков и воинов. Несмотря на эти бросающиеся в глаза соответствия, история Волчьей Рубахи стоит особняком от других исландских рассказов об оборотнях, поскольку в ней нигде не говорится, что в образе волка он жаден или жесток, он скорее бродит по лесам «в отчаянии». Его судьба трагична и приводит к смерти, что тоже отличает «Сагу об Ульвхаме» от кельтских преданий. В общем, эта сага представляет собой интересный вариант сюжета об оборотне, опираясь и на кельтскую традицию, и на северную.
Наряду с «Сагой об Али Пятнистом» и «Сагой об Ульвхаме» кельтское влияние испытали «Сага о Тьоделе» и «Сага о Йоуне Игреце». «Сага о Тьоделе» сохранилась только в поздних рукописях, самая старшая из которых датируется около 1600 г. Без сомнения, она опирается на материал «Лэ о Бискларе», хотя и разрабатывает их собственным образом. Тем не менее, не похоже, чтобы автор «Саги о Тьоделе» использовал в качестве источника версию норвежского перевода; скорее, он обращался к другим, независимым источникам. Тьодель оборачивается сам, но его обротническая способность не ограничена одной формой, он может принимать облики серого медведя, полярного медведя, волка (vargur) или другого животного. Обычно он оборачивается на три или четыре дня каждую неделю. В саге рассказывается, как его неверная жена ухитряется поймать его в облике белого медведя. В конце концов, этот облик спадает с него обычным для более поздних волшебных сказок образом:

«Og sem konungur gengur til herbergis sins sier hann huar madur sefur j sænginne bæde fridur oc fagur, oc þar kenner konungur sinn gamlan vin Thíódel riddara. En odrum meginn j herberginu sier hann huitann oc leidinlegann hamr». («Когда король зашел в его комнату, он увидел человека на кровати, прекрасного и светловолосого, и король узнал своего старого друга рыцаря Тьоделя. А в другом углу покоя он увидел злосчастную белую hamr.)

«Сага о Йоуне Игреце» - рыцарский роман, датируемый примерно 1400 г., сохранился в рукописи 17 века. В этой истории действует злая мачеха, превращающая протагониста, сына конунга Сигурда в волка, ударив его волчьими перчатками. Удар этот инициирует чары, их прямым результатом становится обращение: «oc sijndist hann aff юvi vargur vera» (И от этого он стал казаться всем волком». Это действие – ударить жертву перчаткой из волчьей шкуры, уже появлялось в «Саге о Хрольве Жердинке», и его корни можно найти в той идее, что превращение происходит после одевания шкуры животного. В нашем случае достаточно прикосновения, дополненного магическим искусством мачехи.

Прямая или опосредованная связь между волком и мачехой раскрывается в некоторых исландских преданиях; похоже, эта связь очень древняя. Большая часть мачех в исландской традиции принадлежит к роду троллей, искусных в колдовстве, и связь между троллихами и волками восходит к древненорвежским народным верованиям. В «Песни о Хельги сыне Хьёрварда» троллиха ездит на волке; есть и множество других свидетельств о связи между ними. Некоторые люди верили, что троллихи могут оборачиваться волками. Вероятно, это представление повлияло на то, что мачехи-троллихи тем или иным образом связаны с волками. Маргарет Шлаух считает, что связь между злыми мачехами и оборотнями в исландских преданиях может происходить из Ирландии. Тем не менее мотив мачехи, превращающей пасынка в волка присутствует во многих традициях. Подобные предания более молоды и имеют мало общего с ирландскими. Вряд ли северные сказания происходят от ирландских; в этом случае, ирландские мотивы дополняли бы мотив оборотня. Тем не менее, возможность того, что исландцы распознали связь между этими двумя мотивами (оборотень и злая мачеха) во времена до кельтского влияния, исключить нельзя, поскольку большинство исландцев происходили родом из Скандинавии, то есть, из страны волков, так что переселенцы могли принести предания об оборотнях и в свой новый дом.

Уникальный вариант, в котором комбинируются мотивы мачехи, заклинания и оборотня, мы находим в «Саге об Торстейни Оскалившемся», относительно современной народной сказке, записанной в начале 20 века. Необычно то, что сама мачеха. Хельга, стала жертвой своей матери-троллихи. Заклинание превращает кК в»самую ужасную волчицу» («hin grimmasta úlftík»), убивающую и людей, и скот. Ее приговорили к сожжению после того, как людям короля удалось изловить волчицу. Торстейни Оскалившийся, пасынок Хельги, тоже пострадавший от злой воли троллихи, прибегает к «контр-заклинанию» и спасает мачеху в тот момент, когда ее волокут на костер.

Мотив этот обнаруживается и в других народных сказках, например в сказке «Что такое «ушат»?» В ней рассказывается о Вилхьялмуре, любопытном мальчике, которого заколдовали из-за его любопытства. Однажды Вилхьялмуру, вечно задававшему вопросы, самому задали вопрос, на который он не смог ответить. Из-за этого он превратился в волка на целый год. Через год Вилхьялмур встречает того, кто задал ему вопрос, но снова не может на него ответить и превращается в медведя на еще один год. Все боятся его, но в конце года он снова не может ответить и превращается в птицу. Тем не менее, его испытание завершается счастливо и позже, когда он попадал в затруднительные ситуации, он мог контролировать свои превращения, оборачиваясь волком, медведем или птицей по желанию.

Разумеется, эти две сказки нельзя считать средневековыми, пусть даже основные мотивы – оборотничество, заклятие, преследование со стороны слуг короля, временное превращение в животное – можно проследить до более древних источников. Примечательно, что в обеих сказках люди превращаются в úlfar, а не vargar.

Мотив оборотня в этих сказках может быть тесно связан с вариантами, обнаруживаемыми в кельтской литературе. Основная черта «романтического» или «куртуазного» оборотня – то, что он вызывает симпатии других людей – присутствует и в этих исландских источниках; вервольфы здесь жертвы злодейства.

Более современные варианты с автохтонными корнями
Несмотря на то, что образ оборотня в средневековой исландской литературе имеет два источника происхождения – ирландский и северный – в обсуждаемых произведениях он имеет много общих черт. Оборотни обычно мужчины, заколдованные женщинами. Только 4 женщины – мать Сиггейра из «Саги о Вельсунгах», Идунн в «Вороновом заклинании» Хлегерд в «Саге о Сигргарде Отважном» и Хельга в «Саге о Торстейни Оскалившемся» – превращаются в волчиц. В трех случая превращение добровольно, это соотносится с более древними норвежскими/германскими сюжетами об оборотнях.

В историях норвежского происхождения оборотень – злодей, что отражает германское представление о поставленных вне закона как о волках, или варгах. Вали, Идунн, Сигмунд и Синфьотли превращаются физически, но и их дух претерпевает изменения – они становятся более жестокими. Аспер, Густ, мать Сиггейра и Хлегерд оборачиваются волками, чтобы нападать на других людей.

Конечно, вервольфы ирландского происхождения тоже кровожадны. Бискларе, Али, Сигурд живут в лесу, убивают животных и людей. Их волчья природа не укоренена глубоко, и их «лучшая» (человеческая) часть всегда сильнее. Они сами жертвы обстоятельств или проклятия и вызывают определенные симпатии. Они несчастны в образе волка и стремятся освободиться, но часто это зависит от снисходительности окружающих. Более того, эти волки не являются животными битвы, как в древненорвежской/германской традиции. Для исландско-ирландского материала обычны выражения, стандартизирующие сюжет, например, исчезновение оборотня в лесах. Они бегут в á viðom,” “á merkr,” “um morkena,” и “á skóg.” (в лес, на границу, в глушь, в чащу). Более того, разрывают (rifa) свою добычу на части. В то время как подобные фразы формальны и натуралистичны, они, тем не менее, демонстрируют сходство описания оборотня и используемого словаря.

Заключение
Итак, рассмотрев исландские источники, сохранившие сюжет об оборотне, можно обсудить роль, которую этот сюжет сыграл в литературе народа, никогда не испытывавшего страх перед волками, поскольку в Исландии они не водятся. Если бы мы спросили рассказчиков, что они имеют в виду, они бы затруднились с ответом. Они были всего лишь передатчиками древней традиции, и их рассказы отражали образы и символы древней северной/германской культуры.

Образ волка в литературе прошлых веков очень сложен, он отражает и позитивное, и негативное восприятие людьми диких животных. Эта дуальность отражает страх, с одной стороны, и уважение с другой. В наши дни вы видим в волке скорее символ зла, символ голода, жадности и агрессии. Цель алчного волка в «Красной Шапочке» - проглотить маленькую девочку, что связывает его с Фенриром, который проглатывает солнце в Рагнарек. Причина, по которой люди идентифицируются с волком может лежать в том, что эти черты волка – голод и жадность – характеризуют и человека. Голод может пробудить примитивные инстинкты и жестокую борьбу за пищевые ресурсы, что вполне соответствует волку. Так, жадность свойственна человеку, и может лежать ближе или дальше к поверхности; жадные люди напоминают волков. Качества, символизируемые волком, кажутся естественными и для человека; в рассказах об оборотнях об этих качествах могут сказать, что они получили воплощение, обрели осязаемую форму дикого животного, тем самым отделившись от человеческой природы. Но мысль о том, что бессознательное может таким образом получить контроль над человеком, пугает и завораживает современных людей так же, как и в Средневековье.

Как мы видели, мотив оборотня в исландской литературе играет две роли. В более древних нарративах есть четкое соотношение между человеком и волком, это тесно связано с германскими воинскими традициями. Нарративы 13 и последующих веков носят другой характер, будучи укорененными в куртуазной культуре, откуда и проистекает их романтическая атмосфера. Эти нарративы, возможно, носили развлекательный характер; тем не менее, сравнение человека и волка обращалось к воображению читателя так же, как и в прежние времена.
Средневековая исландская литература сохранила древние представления об обротничестве в рассказах о вервольфах. Этот древний мотив, обнаруживаемый в Эддах возродился в «лживых сагах» и романах 13 века. На него оказали влияние иностранные произведения (Бискларе, и другие нарративы кельтского происхождения).
Древние северные верования о вервольфах, похоже, исчезли у исландцев в 15-16 вв., поскольку они уже не так популярны в литературе. Можно сделать заключение, что кельтский материал сыграл свою роль в этом, «романтизировав» сюжет об оборотне, превратив его из представления о воинах-зверях и отверженных скорее в волшебную сказку